«Нет, никогда ничей я не был современник…»,

к 130-летию со дня рождения русского поэта Осипа Эмильевича Мандельштама

 

15 января 2021 года исполнилось 130 лет со дня рождения Осипа Эмильевича Мандельштама — поэта, переводчика, одного из самых известных и талантливых русских авторов XX века. На его долю выпало немало испытаний. Вместе со своими современниками он пережил три революции, Первую мировую и Гражданскую войны, скитался и голодал, находился под арестом, в ссылке, снова под арестом. Однако события жизни не заглушили волшебную музыку его строк, и читатели до сих пор с удовольствием открывают его стихи. Судьба Мандельштама трагична, но и блистательна: жизнь не пощадила поэта, но его творчество осталось предметом восхищения для тысяч людей в России и за рубежом.

Его знают, прежде всего, как писателя, гонимого по политическим мотивам и заплатившего жизнью за свои стихи — они уцелели чудом, их запоминала наизусть и прятала у немногих единомышленников его жена Надежда Мандельштам.

Славу писателя окончательно упрочила его смерть в унизительных условиях: он погиб в 1938 году в лагере под Владивостоком. Нередко в России и во всём мире образ Мандельштама сравнивают с образом мученика, он как никто другой подходит для легенды: нищета, преследования, мученичество и запоздалая посмертная слава. Но каким на самом деле был этот человек?

Нет, никогда ничей я не был современник,
Мне не с руки почёт такой.
О, как противен мне какой-то соименник,
То был не я, то был другой, —

писал Мандельштам, не желая, чтобы о нём судили по воспоминаниям людей, взгляды которых он никогда не разделял. Легенды начали сочинять, когда поэт ещё был жив, и это, конечно, его возмущало. «Остановите „мемуары“», — периодически упрашивал современников писатель. Его жена однажды дала жёсткую оценку большинству воспоминаний о муже: «О. М. был не по плечу современникам: свободный человек свободной мысли в наш трудный век. Они и старались подвести его под свои заранее готовые понятия о „поэте“. Нельзя забывать, кто были его современники и что они наделали».

Анна Ахматова, которая была близка с поэтом, после его смерти призывала друзей написать о Мандельштаме правду, чтобы развеять лживые легенды: «Теперь мы все должны написать о нём свои воспоминания. А то знаете, какие польются рассказы: „хохолок... маленького роста... суетливый... скандалист...“».

О его смешливости и суетливости действительно ходили легенды, но, как считали близкие, эта весёлость была напускной. Как говорила И. Одоевцева: «Мандельштам только притворялся и под легкомыслием старался скрыть от всех — а главное, от себя — своё глубоко трагическое мироощущение, отгораживаясь от него смехом и весёлостью. Чтобы не было слишком страшно жить».

Мандельштам был неординарной фигурой даже в обществе писателей.

 

                             О. Мандельштам

Еще далеко мне до патриарха,

Еще на мне полупочтенный возраст,

Еще меня ругают за глаза

На языке трамвайных перебранок,

В котором нет ни смысла, ни аза:

- Такой-сякой! - Ну что ж, я извиняюсь,

Но в глубине ничуть не изменяюсь...

 

Когда подумаешь, чем связан с миром,

То сам себе не веришь: ерунда!

Полночный ключик от чужой квартиры,

Да гривенник серебряный в кармане,

Да целлулоид фильмы воровской...

 

Я, как щенок, кидаюсь к телефону

На каждый истерический звонок:

В нем слышно польское: "Дзенькуе, пани",

Иногородний ласковый упрек

Иль неисполненное обещанье.

 

Bсе думаешь, к чему бы приохотиться

Посереди хлопушек и шутих,

Перекипишь, а там, гляди, останется

Одна сумятица да безработица:

Пожалуйста, прикуривай у них!

 

То усмехнусь, то робко приосанюсь

И с белорукой тростью выхожу, -

Я слушаю сонаты в переулках,

У всех лотков облизываю губы,

Листаю книги в глыбких подворотнях,

И не живу, и все-таки живу.

 

Я к воробьям пойду и к репортерам,

Я к уличным фотографам пойду,

И в пять минут - лопаткой из ведерка -

Я получу свое изображенье

Под конусом лиловой шах-горы.

 

А иногда пущусь на побегушки

В распаренные душные подвалы,

Где чистые и честные китайцы

Хватают палочками шарики из теста,

Играют в узкие нарезанные карты

И водку пьют, как ласточки с Янцзы.

 

Люблю разъезды скворчущих трамваев,

И астраханскую икру асфальта,

Накрытого соломенной рогожей,

Напоминающей корзинку асти,

И страусовы перья арматуры

В начале стройки ленинских домов.

 

Вхожу в вертепы чудные музеев,

Где пучатся кащеевы Рембрандты,

Достигнув блеска кордованской кожи,

Дивлюсь рогатым митрам Тициана,

И Тинторетто пестрому дивлюсь, -

За тысячу крикливых попугаев.

 

И до чего хочу я разыграться,

Разговориться, выговорить правду,

Послать хандру к туману, к бесу, к ляду,

Взять за руку кого-нибудь: - Будь ласков, -

Сказать ему, - нам по пути с тобой.

 

1931